Про Войну

Когда раскат грома и молний
Сливается с криком и воплем солдат
Тучи свинцовые падают с неба
И накрывают весь этот ад

Подобно ярости тигра
Словно скалы волка
Проблем не решит никто мирно
Рук не пожмут никогда

Летят друг на друга
Не зная преград
В душе их парит только яростный град
«Не надо наград с них нету мне толку
Только победа одна мне нужна»

И никогда не настанет покоя
Криком погибших в этой войне
Будет им вечное горе
За бравое дело в войне

С ужасом увидели защитники в этой безликой массе знакомые мундиры и лица тех, с кем они еще недавно сидели за одним столом и ходили в один патруль. Лица мертвых. Со следами рваных ран и свежей крови, с отметинами клыков, когтей и зубов, с пустыми глазницами. Многие не выдержали и ударились в бегство. Но тщетно — вокруг тень за тенью вставали новые бойцы ночной армии, отсекая все пути к отступлению и расступаясь только для того, чтобы дать подойти расчетным командам стенобитных орудий.

Защитникам пришлось разделиться на несколько небольших групп и держать под неусыпным надзором наиболее слабые участки стен, которые с секунды на секунду могли пасть под натиском. Первой не выдержала западная стена. Очередной сильный удар выбил из нее несколько бревен, и в образовавшийся проем хлынул передовой отряд мертвецов. Гвардейцам пришлось отступать к центру форта, поджигая на своем пути все, что могло гореть — люди надеялись, что огонь если не остановит, то хотя бы затормозит врага. Вскоре весь частокол был охвачен пламенем, и в бликах его корчились неясные тени — люди и нелюди.

Распространившийся пожар сделал свое дело — ходячие трупы, заплатив прочностью тел за обретенное бессмертие, вспыхивали подобно свечкам и сгорали дотла, не чувствуя боли и до последнего момента пытаясь добраться до защитников. Строй атакующих разваливался на глазах, и люди воспряли духом. Но вслед за первыми отрядами в проломы уже шагали свежие войска. Далеко не все из них были людьми и далеко не все обладали разумом. Переползали через лежащие на земле бревна громадные пауки и странные крабовидные существа коричневого цвета с громадными клешнями, выходили из тумана, сгустившегося около частокола, призрачные жители болот, чинно и медленно шествовали вперед воины с синими мечами, похожими на глыбы обтесанного льда. Нестерпимо ярко горели эти мечи, будто жаждали свежей крови и свежих душ для своих обладателей. При виде этих новых сил защитники дрогнули и смешались. Уже некуда было отступать, и те, кто еще был в состоянии держать оружие в руках, стояли спиной к спине или прижавшись к стенам, превращаясь в островки, окруженные превосходящими силами врага. Вскоре форт пал и пылающие развалины наполнились криками умирающих.

Расталкивая порождения Тьмы и брезгливо поглядывая на трупоедов, во двор вошла группа магов в черных балахонах. По их приказанию несколько существ с мечами вместо рук принялись расчищать место от сгоревших столов и скамеек и складывать тела в кучу, иногда с боем вырывая их из чьей-нибудь пасти. Парочку особо возмущавшихся прикончили на месте, после чего охотников до возражений больше не нашлось.

Маги образовали вокруг тел рваный круг, по команде сняли мешочки с поясов и стали по очереди что-то напевать на странном языке, постепенно доставая из мешков кристаллы и рассыпая их вокруг себя. Падая на землю, кристаллы начинали светиться, и с каждым новым голосом, подхватывавшим заклинание, свечение их усиливалось. Когда глазам присутствующих было уже больно смотреть на сияние, кристаллы вспыхнули и погасли, а среди тел кто-то зашевелился.
По знаку магов к трупам подошли вооруженные воины с сетями. Последний из них только успел встать в строй, как на свет показалась красная рогатая голова демона с неимоверно большими глазами и рядом острых зубов. Моментально брошенная сеть еще не успела упасть, как демон исчез и через доли секунды возник за спиной одного из воинов. Одним ударом лапы тварь свернула ему шею и следующим движением вонзила зубы в горло стоящего рядом солдата, вырвав изрядный кусок. При виде этого зрелища оставшиеся в живых испуганно попятились, а двое магов стали делать магические пассы, с кончиков их пальцев срывались и уходили в землю небольшие разряды.

Сделав оцеплению предупреждающий знак, предводитель группы подошел ближе к демону и произнес несколько слов на языке, самые звуки которого терзали человеческое ухо. Демон прекратил трапезу и недовольно заурчал. Маг тем временем продолжал свою речь, и тон его становился то успокаивающим, то требовательным. Демон склонил голову набок, высунул длинный раздвоенный язык, слизал с чешуйчатой головы капли крови и что-то ответил. В следующий момент по приказу мага воины нехотя подошли к демону и попытались надеть на него кандалы. Но стоило холодному железу коснуться рук создания, как оно будто взбесилось, схватило когтистыми лапами ближайших солдат и исчезло с ними в темноте. Маг посмотрел на своих спутников и пожал плечами. Он отнюдь не выглядел недовольным. В следующий момент ветер донес до собравшихся какой-то еле слышный сигнал, и они моментально покинули захваченный форт.

В свете марева какое-то время еще были видны войска, идущие мимо частокола. Войска, подгоняемые надсмотрщиками. Войска животных, воинов, мертвецов и призраков. Пожар уже съел всё, до чего мог дотянуться, а они все шли и шли — нечеткие и неясные силуэты в кромешной тьме, несущие с собой ужас и погибель.
С первыми каплями дождя некогда гордое укрепление медленно поглотил доползший из низин туман...

Трава поцелует, огреет росой
Холод подарит сырая земля
Лежу я на теле царицы босой
Под траурным взглядом ее короля.

И тихо в ночи стонет чья-то душа
А слезы ее здесь зовутся дождем
Дождь накрывает меня, не спеша
И вот теперь плачем от боли вдвоем.

И тихо как в снах мертвеца
Ничто не тревожит здесь сказочный лес
Забыты давно здесь слова мудреца
И лишь ручейка слышан радостный плеск.

Добраться бы мне до холодной воды
И смыть кровь с лица священной мечтой
И в миг моя песнь долетит до звезды
Что ночью во тьме ворожит надо мной.

И сломан клинок, я один в тишине
Страх ушел навсегда, вместе с ним и душа
Я остался один погибать на войне
Даже странно, что Смерть от меня не ушла.

Птица Смерти кружит надо мною, смеясь
Я ползу, поедая сырую землю
Мгновенье - в глазах моя жизнь пронеслась
А может все бред, быть может, я сплю?

Где же воин, что смерть мне подарит?
И где менестрель, что оплачет меня?
Я сам разломал тот клинок, что ударит
И Смерть мне смеется его унося.

Кровью пахнет земля и в крови мои руки
Злобно ноют и стонут глубокие раны
Сколько дней, сколько лет продолжаются муки?
И смеются мгновенья как святые тираны.

Вот ручей серебрится холодной водой
А на дне бездыханная дева лежит -
Труп Валькирии светлой и молодой
А на небе от боли Ворон кричит.

Дорога в Валгаллу сквозь сумрак лежит
Кровавые реки, холодный туман
Но мне путь на небо Судьбою закрыт
Остался лишь я и со мною мой brandr.

Целую я воду, слезы капают в кровь
Умирает с Валькирией тело Надежды
Умирает тоска, умирает любовь
Умираю и я, умираю как прежде...

Снова я у ручья, напиваюсь до боли
И земля подомной стонет лютней льстеца
Я покинул свой дом, свое бранное поле
И разбил свою душу и чужие сердца.

Побеждает лишь тот, кто сражается

Добавлено (28.04.2012, 08:20)
---------------------------------------------
Розовые вершины
То ли в мае, то ли в начале июня 1985 г. я подхватил дизентерию, паратиф и холеру одновременно. Сейчас я бы сказал «в одном флаконе», тогда говорили просто «до кучи». Потом холера из диагноза чудесным образом исчезла. Потому как ловкий военный всегда может за такой диагноз подло выбить досрочное увольнение, а то и инвалидность. Впрочем, на эти обыденные игры военно-медицинской статистики в Афганистане полагалось плевать. Считалось, что мужчинам так положено. Я и сейчас так считаю.
Две недели я глотал горстями тетрациклин и к закату четырнадцатого дня уже самостоятельно добрел до скамейки в заросшем розами саду инфекционного госпиталя. Блаженно закурив, я без единой мысли в голове разглядывал розовые от заката вершины Гиндукуша. Через три минуты неожиданный легкий шорох по кустам возвестил начало этой истории. Через полчаса я точно знал, что Россию я люблю не меньше Никиты Михалкова, а жизнь – не меньше Марка Бернеса.
Стремительными серыми тенями, стелющимся пограничным шагом по розовым кустам к открытым окнам жилого модуля женского медперсонала, пригибаясь, неслись вернувшиеся с гор офицеры разведроты знаменитого «полтинника» (350-го десантного полка). Полк стоял прямо через дорогу от госпиталя.
Вот уже пренебрегших опасностями комендантского часа, медных от солнца капитанов и старлеев втаскивают в заждавшиеся окна руки любимых. Торопливо задергиваются занавески. Приглушенный звон посуды, стук вилок и счастливый смех медсестер смешиваются с бесконечными трелями соловьев, играющих свадьбы по розовым кустам.
Уже и свет начал кое-где гаснуть, когда из левого крайнего окна стометрового барака с чисто московским аканьем раздался боевой женский клич: «Патруль!». Ни капли паники. В нем слышалась лишь решимость до конца бороться за скоротечное военное счастье. Скорбная тишина вмиг охватила женский модуль. Сейчас уже кажется, что и соловьи замолкли. Конечно, это ложная память. Помню только ветер, колыхавший застиранный ситец занавесок, из-за которых выпрыгивали поджарые разведчики с охапками одежды.
Еще утром они волокли к вертолетам раненых друзей, и наколки штандарта легиона с цифрой 350 едва проглядывали на дубленой коже выше левого соска. А сейчас бежали от своих женщин и комендантского взвода. И соловьи перепуганными стаями метались между ними. Грациозно облокотившись о раму, двухметровая тощая блондинка неожиданно зычным голосом кричала им вслед: «Куда, герои?..» И вынырнувшая из-под ее локтя маленькая пухлая брюнетка звонко съехидничала: «В кредит больше не кормим!».
А потом они запели вслед мерцающим в зарослях спинам. А капелла, на два голоса, стройно и сильно: «Вот кто-то с горочки спустился…» Могли ли гадать авторы послевоенного шедевра, что через сорок лет русские медсестры снова будут петь о милых, спустившихся с гор в защитных гимнастерках и с красными орденами?
Смесь запаха роз, неповторимого аромата азиатского воздуха и плывущий под горящими вершинами грудной женский голос создавали совершенно нереальную обстановку. Просто торжество жизни какое-то, право слово. Я взглянул на пачку «Явы» в кармане пижамы. За полчаса выкурил ровно половину, даже не заметив.