День прекрасный всё пустяк,
Не зови сомненья.
И мы скажем это так:
«Проникайся рвеньем».

Леса вдыхают
Жизни дух,
Не печалься ты мой друг.
Звуки песни окрыляют,

Залетай скорей в мой дом,
Фея страстных пений,
Будем напевать покой
Жизни нашей летней.

Лютня, лютня, ты играй,
Славы, силы придавай.
Лютня, лютня, вспоминай,
Дни, лета не забывай.

Солнце пляшет,
Радость бьёт, бьёт в главу сомнений.
Ты взгляни, нам боги машут,
Желая благословений.

Ты иди в тот райский сад,
Где сатиры пляшут.
Ты увидишь там дриад,
Что леса те знают.

И лугов беспечный дух
Ты внимай свободу,
Мы пойдем тебе все в путь
И прихватим праздник-дух.

Лютня, лютня, напевай
Мир прекрасных песен.
Лютня, лютня, не замолкай,
Ибо праздник наш прекрасен.

Праздник будет до утра -
Нас не остановить.
Пока не заболеет голова,
Будем все нектары лить.

Пусть хоть нежить повстает -
Мы готовы дать отпор.
«Дай топор мне, дай топор!!»
Пьяный гном друзей зовет.

Праздник был прекрасен весь,
Не принимайте песнь за лесть.
Но вот солнце пусть зайдет,
А меня дорога в путь зовет.

Лютня, лютня, нам пора,
В добрый путь завет она.
Праздник солнца позади,
Менестрель уже в пути.

Глава l. Встреча в лесу
Вокруг простирался лес. Тропинка петляла между дубов, клёнов и ясеней. Встречались одинокие пихты, приятно ласкающие своими зелёными колючками. Справа был крутой откос, а слева неприступный склон. Солнце щедро поливало своим светом крону, но ночная прохлада ещё не испарилась.
Раньше без серпа я не выходил из дома, теперь не выхожу без копья. Да и раньше я ходил на поле, либо в таверну, когда менестрели приезжали, а теперь лишь на охоту, либо на войну. Ноги привычно бесшумно несли по зелёному подлеску. Враг не мог услышать меня первым, и вот на поляне я услышал какой-то шум.
Это оказались трое сатиров, беспечно жарящие мясо на огне. Я отошёл. Никогда не любил открытые схватки. Погибну, и кому от этого польза?
Отойдя на безопасное расстояние, я достал из рюкзака три капкана. Насторожил их, установил язычки, и засыпал листвой и ветками. Я никогда не помечаю, где ставлю капканы, чтобы враг не смог их заметить и обойти. Вместо этого я воткнул несколько едва заметных палочек в безопасных местах. Посчитал шаги, продумал отступление и, пошёл вперёд. Был бы у меня лук, то двух сатиров не стало сразу, но его я отдал одному, подающему надежды, пареньку. Так что пришлось идти как пьяный вепрь, треская ветками, напевая под нос некое подобие песенки.
Без всякой стратегий сатиры бросились за мной. Я благополучно миновал капканы, придавливая палочки, которые установил. Один сатир попался, взвыл от боли, упал, и об него споткнулся второй, попав в другой капкан рукой. Третий миновал поле благополучно.
Я действительно не люблю ближний бой, но это не значит, что я не умею сражаться. Он оказался никудышным бойцом, а добить двух раненных сатиров не составляло труда.
Костёр уже затухал, когда я пришёл на поляну. На шампуре, над огнём, был подвешен большой кусок вепрятины. Снизу была уже хрустящая корочка, а ещё он был посыпан какими-то пряными травами, от чего имел ещё более приятный вкус и запах. Я с удовольствием отправлял в рот кусок за куском, и смаковал удивительный вкус. Даже вода в бурдюке стала жирнее и слаще.
Я так увлёкся трапезой, что не заметил, как меня окружили. Из чащи, со всех сторон вывалились сатиры, их было десятков пять. Все готовые драться, но ехидно ожидающие, что же я буду делать.
С такой оравой я ещё никогда не сражался. Да и не придётся уже побиться. В одиночку я не нападал больше чем на десяток, и то перед этим минируя местность, устанавливая капканы и силки. Причём чаще всего с луком, а не с копьём. Сейчас у меня не было ни лука, ни ловушек.
Однажды на нас, вдвоём с приятелем, напал десяток сатиров. Тогда мы тоже были не готовы к битве и еле выжили. А сейчас настал мой решающий час. Но я вспомнил истории про спартанцев, которые в одиночку раскидывали и не такие толпы. И я решил немного поиграть, попробовать взять испугом.
Я сделал последний глоток из фляжки, спокойно закрыл её и повесил на пояс. Потом замотал остатки мяса тряпицей, закрыл его листьями лопуха, что бы рюкзак не засалился. И спрятал весь их завтрак у себя за спиной. Они все разом опешили от такой наглости. Всего ожидали, но такой бесцеремонности, в последнюю очередь.
Я, в это время, посмотрел на небо, как бы определяясь с метом нахождения. Выбрал направление, и пошёл вперёд, постепенно набирая скорость. Сатиры насторожились. За всё время я не проронил ни звука, о пощады не просил, богам не молился. Это вывело их из боевого задора, кажется, они уже не рады были, что появились. И всё-таки отступать они не собирались. Они приняли защитные позиции, у кого были щиты, прикрылись ими. Остальные нервно посматривали на соседа.
Я набирал скорость, перейдя уже на бег, благо рюкзак был почти пустой. Перехватил копьё для метания, всеми жестами пытаясь показать из себя матёрого воина. Сейчас главное не запнуться, иначе они уже точно не сбегут. Подбегая, я начал издавать воинственный рык. Когда до цели оставалось всего шагов пять, я метнул копьё, и тут же продолжил бег, так как это было моё единственное оружие. Не успел ещё сатир упасть с моим копьём в груди, как я подбежал и схватился одной рукой за древко. Другую я вытянул вперёд, и резко дёрнул кисть. Сустав хрустнул от долгого бездействия, а из под железных наручей вылетела длинная, крестообразная игла. Она летела точно в горло противнику. Тот схватился за шею, выдернул иглу, попытался закрыть рану, но я знал, куда надо стрелять, что бы убить наверняка. И не промахнулся.
Опустив кисть вниз, я перезарядил спрятанное под железом оружие. На меня напали с другой стороны. Сатир угрожал дубиной, его удар был отбит копьём. У некоторых сатиров были обычные дубины, но у других довольно не плохие мечи. Копьё воткнулось точно ему в ногу, пробив ступню. И тут началось.
Меня окружили. Бежать они уже не собирались, их обуяла ярость. Что бы не говорили некоторые болтуны, а умнее, за время войны, они не стали. Никогда я ещё не сражался с таким напором, с такой скоростью. Нанося удары копьём, иглами, если только наверняка, уклоняясь от ударов. Но всё же меня цепляли то мечом, то булавой. Несколько раз, от безысходности, ловил булаву рюкзаком. Жареный вепрь хорошо глушил удар.
Спасало в основном копьё с длинным древком, сатиры боялись подходить слишком близко, нападая обычно со спины. А их в свою очередь частенько спасали щиты. Вскоре вокруг меня не осталось ни одного врага без щита. А я к этому времени выдохся. Взяв копьё за самый конец, я раскрутил его, целясь в головы обступивших меня сатиров. Но тут один нырнул вниз, и мои руки разжались. Копьё звякнуло о щит. Холод металла или уже смерти сковал движения.
Последнее, что я видел, это была кровь на руках, а далее рассудок помутился. Я упал, да так громко, что листья подлетели с земли. Ветер сильно обдувал лицо. Ещё некоторое время я слышал голоса сатиров, их крики, чувствовал, как меня обдувает сильный, холодный ветер. Хотя может мне казалось, что он холодный. После всё стихло.

Продолжение следует...

О Любви, ещё раз.

Ночь тиха, умолкли тучи,
Страшны на вид те горные кручи,
А там вдали стоит тот дом,
И кто-то бродит перед сном.

Че? Не спится, добрый друг?
Уж не тоска ль? Не сглаз ли вдруг?
Может, к лекарю обратишься?
Но чем-то явно ты томишься.

О, добрый друг, спасибо за добро,
Но всему не это, в мире нету никого,
Кто мог помочь мне тут, но вот одна,
Что вчера пришла издалека…

Её глаза, её черты,
Они явления мечты.
Как увидел я её
И забыл то вдруг про всё.

О, дружище, всё мне ясно,
С первых слов я понял гласно.
То не болезнь, и то не хворь
Это всё, мой брат, любовь.

Она пленила вдруг тебя
Оковами, что крепче льда
И что мне делать то теперь?
Идти и признаться ей скорей.

Пусть никогда я не был на войне,
Но очень много думал о судьбе...
Судьбе живых, раздавленных войной
И мертвых, что лишь утром уходили в бой.
Живых, что не забудут никогда
Товарищей, ушедших навсегда...

О счастье несчастия.

Душа рвется, сердце не чахнет,
А счастья миг лишь всё отягощает.
Печаль как ручьем всё льется,
А голос стеклом будто бьется.

О счастье несчастия душа всё поёт,
Хоть стоны слышны и кто-то ревет,
Но миг этот чудный и лишь потому,
Что он лишь один на этом веку.

Хоть нету улыбок, хоть нету речей,
Но стихи писать буду при свете свечей.
И мне лишь и надо, что к сердцу взывать
Голосом полным надежды печать.

Таланта тут нет, но есть зов души.
Как будто кто плачет, а крики не слышны.
Для него нету счастья, но есть договор -
Он будет всё плакать, как словно он вор.

Птиц мне не слышно, они не поют,
Лишь потому что они знают,
Что я душу изолью.
И для них лишь этот миг они назовут

Счастьем.

***
Тью - последняя надежда полукровок. Часть 2.

Убить охранников было легко. Выстрел в лоб, кувырок, и вот Тью уже приставил дуло к горлу вампира. Странно, но он был испуган. Светлый охотник без жалости застрелил его и оттолкнул от себя. Каель что-то пытался сказать, но не смог. Тью склонился над ним, осторожно убрал волосы с лица. Принц поднял глаза. В них не было видно жизни. - Кто ты?-еле как выдавил ослабший Каель. – Мой принц, я Тью, охотник, я должен вас спасти! Всё тело светлого заломило. Даже сейчас Принц Каель мог эмпатией передать, всё что чувствует. Отчаяние. Ведь у него не осталось энергии жизни, он умирает.- Тью, се…сейчас ты должен сделать кое-что. Они провели ритуал, я теряю силу, они высасывают её из меня. Если это произойдёт, всему настанет конец. Заявление принца очень встревожило парня. – Что я должен сделать, ваше величество?! Тью склонил голову, ожидая. – Поцелуй меня, и как только почувствуешь, как тебя питает энергия, соверши прыжок в пространстве на землю… обратно. Зрачки охотника стали мелкими и побелели. - Что…как… Каель ощущая нерешительность, проник в голову и силой воли заставил Тью приблизиться к его лицу. Против воли он коснулся губ принца. Мягкие, холодящие разум, сладкие как клубника, нежнее шёлка. Что происходило дальше, Тью помнил смутно. Каель сумел рукой взять охотника за затылок углубляя поцелуй, и отдавая все, что было в нём. Светлый почувствовал как в нём, заиграла энергия. От напряжения по его щекам потекли слёзы. – Прощай! Все чувства передались ему и немедля, он прыгнул в пространстве наверх. Его окружили люди. - Тью, почему ты здесь, где принц Каель?! Почему тебя нет с ним, что случилось!? Охотник поднялся, его голова кружилась, все слова эхом отдавались в сознание. Вспышка телепатической волны. На секунду все союзники вокруг увидели что произошло. Слова Каеля, поцелуй, слёзы. Буквально каждый оказался на месте Тью, видя, чувствуя, что было с ним в тот момент. Кому то поплохело. Кто-то с презрением смотрел на парня, который валялся без сознания на земле. Где-то в дворце Каеля: - Мы лишили его памяти. К лучшему? Да, он отдаст нам силу. А что если… Он не узнает что мы отняли у него самое дорогое в его жизни… Но вдруг? Мы сделаем все, чтобы он никогда не вспомнил. Это во благо народа. Да… вы правы консул. Высшие эльфы подоспели во время. Слишком много силы для одного человека. Каель обладал бессмертием и жил не одну сотню лет. Его тело привыкло к такой огромной энергии. Но Тью. Он был наполовину смертным. Сила может раздавить его, если он не научиться управлять ею. Больничное крыло, на втором этаже, восточная сторона поселения. Через месяц охотник пришёл в себя. Понимая, что его обманули.

Уж как-то раз, как то бывает
Два барда сели на скамье
Один угрюм, и тихо воспевает
Жизнь, что провел он в своем сне
Второй улыбчив и что ему
Заботится, как словно дураку
О себе самом и смотрит на народ,
А все вокруг ему аплодировали, разинув рот.

- Ну что, друг мой?
Второй концерт уж спели,
И все девицы предо мной,
Как вишни уж поспели.

- Чего уж там. Велик уж подвиг -
Народу сказки воспевать,
А я вот тут сижу не меняя вид
И тут всё думаю над чем плясать?
Коль люди аж не знают
Правды жизни, что забывают
Под гласом песенок твоих.

- Эт ты брат загнул уж сильно,
Что долг мой терь народ заставлять плясать,
Чтоб жизнь им показалась лихо,
И думали, что жизнь их праздник вновь-опять.

- Обмануть их - не фокус и не дело,
Ты для них лишь шут, но смело,
Смело, народу голову кружить,
Заставлять их правду отложить
Вместо того, чтоб видеть, что вокруг творится,
Что войны буйствуют словно птица,
Что болезни опять и вновь
Заставляют камнем обращаться кровь,
Что вдова который день
Мужа оплакивает, входя в дверь
Церкви, где молимся мы богу,
Да только нету там никакого проку!

- Что мне делать то с тобой,
Менестрелем, чей протяжный вой
В округе радость распугал
И взвел серной запал
Ядра той скорби и меланхолии,
Что я стараюсь с них согнать во дни лихие?

Так сидели долго всё то молча то споря
Не находя в том никакого радости моря
Лишь азарт искусства нагоняя
Кто прав, кто лжет всё узнавая.

Ударил гонг, и к нам вошёл
Наш смайлочеловек
Мы радостно кричим :
"Свершилось!"
Вино в бокал само налилось,
И тост звучит:
"Воина радуги ждали давно,
В углу его скучно, угрюмо, темно,
Но он к нам я вился,
Что очень отлично,
Теперь мне скажите:
Какое приличие?
Мы смайлы тоннами ставить будем
И больше сучать НИКТО НЕ БУДЕТ!"
Смущённый Nicka555:
"Я тоже видеть всех вас рад!"

В другом углу таерны:
LarissaS DED'у говорит:
"Смотри вон там дракон парит,
А я не против покататься"
А он в ответ:
"Давай на ПвП играться?"

а Мамба Крису говорит:
"Ты Кристоф мой непотопляемый,
Ты для меня не забываемый"
А он в ответ :
"Любимая, ты
Самая красивая"

И на этой прекрасной ноте
Модератор взошёл на корабль.
Он уплыл освещаемый закатом,
Чтобы с нами встретить рассвет.

А Гауза став вамприёнком,
На кухне любит посидеть,
И с криком " Мясо, моё мясо"
Он начинает всегда есть.