Исландские сказки VI глава-10 главы
землянку вместе с Торкелем Богачом. Вот люди из Ястребиной Долины сидят за
пивом, другие же ушли на суд, потому что был как раз судебный тинг. Тут заходит
к ним в землянку один человек, большой болтун, по имени Арнор. Он сказал:
— Ну и люди живут у вас в Ястребиной Долине! Ни до чего вам нет дела, кроме как
пить. И вы даже не хотите прийти на суд, где должны разбираться тяжбы ваших
людей. Все так считают, хоть я один и скажу.
Тогда сказал Гисли;
— Пойдем на суд. Может статься, что и другие говорят то же самое.
Вот идут они на суд. И Торгрим спрашивает, не нужна ли кому их поддержка.
— И покуда мы живы, за нами дело не постоит: сделаем все, что пообещали.
Тогда отвечает Торкель Богач:
— Нестоящие это тяжбы, что ведут здесь наши люди. Но мы не преминем сказать вам,
если нам понадобится ваша помощь.
И вот заходят промеж людей разговоры о том, как великолепны эти люди и как
независимы в своих речах.
Торкель спросил тогда у Геста:
— Надолго ли хватит, ты думаешь, великолепия и своевластия людей из Ястребиной
Долины?
Гест отвечает:
— Не пройдет и трех лет, как не будет у них единомыслия, у тех, кто теперь
держится вместе.
Арнор был при том разговоре, и он бежит в землянку к людям из Ястребиной Долины
и пересказывает им эти слова.
Гисли на это говорит:
— Он, верно, повторяет чужие слова. Позаботимся же, чтобы не сбылось это
предсказание. И, на мой взгляд, самое лучшее, если мы свяжем нашу дружбу более
крепкими узами и примем, все четверо, обет побратимства.
Им это показалось разумным. Вот идут они на самую стрелку косы и вырезают
длинный пласт дерна, так, что об края его соединяются с землей, ставят под него
копья с тайными знаками такой длины, что стоя как раз можно достать рукою до
того места, где наконечник крепится к древку. Им, Торгриму, Гисли, Торкелю и
Вестейну, надо было, всем четверым, пройти под дерном. Потом они пускают себе
кровь, так что она течет, смешиваясь, в землю, выкопанную из-под дерна, и
перемешивают все это, кровь и землю. А потом опускаются все на колени и клянутся
мстить друг за друга, как брат за брата, и призывают в свидетели всех богов. Но
когда все они подали друг другу руки, Торгрим и говорит:
— Хватит с меня того, что я подам руку Торкелю и Гисли, моим шурьям. Но у меня
нет обязательств перед Вестейном. И он отдергивает руку.
— Ну что ж, и другие поступят так же, — говорит Гисли и тоже убирает руку. — Я
не буду связывать себя с человеком, который не желает связывать себя с моим
шурином Вестейном.
Люди придали тому, что случилось, большое значение. Гисли тогда сказал Торкелю,
своему брату:
— Все вышло, как я и опасался. И ни к чему все, что мы сейчас делали. Я теперь
вижу, что чему быть, того не миновать.
И люди разъехались с тинга.
VII
Случилось летом, что во Фьорд Дюри пришел корабль, принадлежавший двум братьям,
норвежцам. Одного звали Торир, другого Торарин, они были родом из Вика. Торгрим
поехал к кораблю, купил себе четыре сотни бревен и отдал часть платы сразу, а
часть обещает отдать после. Вот купцы ставят корабль в Песчаном Устье, а сами
устраиваются на житье.
Жил человек по имени Одд, он был сыном Эрлюга. Он жил на Косе в Блюдном Фьорде.
Он принял купцов к себе. Торгрим шлет Тородда, своего сына, сложить те бревна и
сосчитать их, потому что он думает поскорее перевезти их домой. Тот приходит,
берет бревна, складывает их, и покупка кажется ему отнюдь не такой удачной, как
говорил Торгрим. Он стал ругать норвежцев, те не потерпели этого, накинулись на
него и убили.
Совершив убийство, норвежцы уходят с корабля. Они переправляются через Фьорд
Дюри и, раздобыв себе коней, спешат к своему жилью. Они едут целый день и ночь,
пока не подъезжают к долине, отходящей от Блюдного Фьорда. Там они завтракают и
ложатся спать.
А Торгриму стало известно о происшествии, и он тут же собирается из дому,
переправляется через фьорд и один едет следом за норвежцами. Он застигает их
там, где они спали, и расталкивает Торарина древком копья. Тот вскакивает и
только хочет схватиться за меч, — а он признал Торгрима, — как Торгрим наносит
ему удар копьем и убивает. Тут просыпается Торир и хочет отомстить за
сотоварища, но Торгрим ударом копья укладывает и его. Это место зовется теперь
Долиною Завтрака и Погибелью Норвежцев. Вслед за тем Торгрим поехал домой, и эта
поездка принесла ему славу.
Зиму он проводит у себя на хуторе. А весною зятья, Торгрим и Торкель, снаряжают
корабль, принадлежавший норвежцам. Норвежцы эти прослыли большими смутьянами у
себя в Норвегии, и им нельзя было там оставаться. Вот снаряжают зятья корабль и
выходят в море. В то же лето выходят в море из Ракушечной Бухты во Фьорде
Стейнгрима и Вестейн с Гисли. Пока те и другие в плаваньи, Энунд из Средней
Долины хозяйствует на хуторе у Торкеля и Гисли, а Сака-Стейн, вместе с Тордис, —
в Морском Жилье. Во время всех этих событий в Норвегии правил Харальд Серый
Плащ[4]. Торгрим и Торкель приводят корабль на север Норвегии и тотчас едут
встретиться с конунгом и, представ перед ним, его приветствуют. Конунг хорошо их
принял. Они стали его людьми. Им досталось немало добра и немало почестей. Гисли
и Вестейн плавали больше ста дней и раз, в начале зимы, у берегов Хёрдаланда
попали ночью в сильную метель и бурю, и корабль их разбился в щепки, но добро
свое и людей они уберегли.
VIII
Жил человек по имени Бьяльви Бородач. Он плыл на своем корабле и держал путь на
юг, в Данию, Гисли и Вестейн прицениваются купить у него полкорабля, он же
говорит, что уже наслышан о них как о молодцах и отдает им половину корабля. Они
тут же платят ему, не скупясь. Вот едут они на юг, в Данию, на торг, что зовется
Вэбьёрг. Там они перезимовали у человека по имени Сиградд. Они жили втроем,
Вестейн, Гисли и Бьяльви, были очень дружны между собой и менялись подарками. А
с наступлением весны стал Бьяльви снаряжать свой корабль в Исландию.
Сигурдом звали одного человека, родом норвежца. Он был в деле с Вестейном и
сейчас находился в Англии. Он послал передать Вестейну, что хочет разорвать
договор с ним и не нуждается больше в его деньгах. Вестейн просит позволения
поехать с ним повидаться.
Гисли сказал:
— Ты должен обещать мне, что больше не покинешь Исландии без моего позволения,
если вернешься туда невредимым.
Вестейн обещает. Вот как-то утром Гисли встает и идет в кузницу. Он был
искуснейший человек, мастер на все руки. Он сделал монету весом не меньше чем в
эйрир, и половины этой монеты соединялись с помощью двадцати гвоздочков, по
десяти на каждой половине. Когда части были сложены, она казалась целою, но
можно было ее разъять на две части. И рассказывают, что он разнимает монету на
половины, одну дает Вестейну и просит хранить ее как знак.
— И если один из нас пошлет другому свою половину, это будет значить, что его
жизнь в опасности. Есть у меня предчувствие, что не миновать нам такого обмена,
хотя бы сами мы и не встретились.
Вот едет Вестейн на запад, в Англию, а Гисли и Бьяльви — в Норвегию, а летом — в
Исландию. Им досталось много добра и богатых подарков, и было удачно их
товарищество, и Бьяльви выкупил у Гисли свой корабль. Теперь Гисли, а с ним еще
одиннадцать человек едут на запад, во Фьорд Дюри, на торговом корабле.
IX
А Торгрим и Торкель снаряжают корабль в другом месте и возвращаются в устье Реки
Ястребиной Долины во Фьорде Дюри в один день с Гисли, приплывшим на торговом
корабле. Вскоре они свиделись, и встреча их радостна, а потом разъезжаются они
по домам. Торгриму и Торкелю тоже выпало немало богатства.
Торкель очень важничал и ничего не делал по хозяйству, а Гисли работал день и
ночь. Однажды выдался погожий день, и Гисли послал всех на сенокос, всех, кроме
Торкеля. Торкель единственный из мужчин остался на хуторе и улегся после
завтрака в доме. Дом этот был длиною в сто сажен, а шириною в десять. К южной
его стороне пристроена была светелка Ауд и Асгерд. Они сидели там и шили. Вот,
проснувшись, Торкель заслышал в светелке голоса, идет туда и ложится у стены.
Вот заговорила Асгерд:
— Не откажи, Ауд, скрои мне рубашку для мужа моего Торкеля.
— Это я умею не лучше тебя, — сказала Ауд, — и ты навряд ли стала бы просить
меня об этом, если бы надо было кроить рубашку для моего брата Вестейна.
— Это другое дело, — говорит Асгерд. — И, верно, еще долго так будет.
— Давно я знала, — говорит Ауд, — как обстоят дела. Но хватит говорить об этом.
— Я не вижу тут ничего дурного, — говорит Асгерд, — хоть бы мне и нравился
Вестейн. Сказывали мне, что вы частенько встречались с Торгримом до того, как
тебя выдали за Гисли.
— Тут не было ничего дурного, — говорит Ауд. — Я ведь не зналась с мужчинами за
спиной у Гисли, так что нет тут дурного. Но лучше прекратим этот разговор.
А Торкель слышал каждое слово и, когда они замолкли, сказал:
— Слышу слова ужасные! Слышу слова роковые! Слышу слова, чреватые гибелью одного
или многих![5]
И входит в дом. Тогда заговорила Ауд:
— Часто женская болтовня не доводит до добра. Как бы и на сей раз не вышло
отсюда беды. Давай-ка подумаем, как нам быть.
— Я уже кое-что придумала, — говорит Асгерд. — Это поможет делу.
— Что же? — спросила Ауд.
— Надо обнять как следует Торкеля, как мы ляжем в постель, и сказать ему, что
это все неправда. Он и простит меня.
— Нельзя полагаться на одно это, — говорит Ауд.
— Что же предпримешь ты? — говорит Асгерд.
— Расскажу обо всем мужу моему Гисли, чтобы он нашел выход.
Вечером приходит с работы Гисли. Повелось, что Торкель благодарит брата за
труды. Но на сей раз он ходит пасмурный и не говорит ни слова. Вот Гисли
спрашивает, не занемог ли он.
— Нет у меня болезни, — говорит Торкель. — Но есть кое-что похуже болезни.
— Не сделал ли я чего такого, — говорит Гисли, — что ты на меня рассердился?
— Нет, — говорит Торкель. — Но ты сам все узнаешь, хотя и не сразу.
И они расходятся каждый к себе, и на этот раз больше ничего не было сказано.
Вечером Торкель ест мало и первым идет спать. И когда он улегся, приходит
Асгерд, подымает одеяло и хочет ложиться. Тогда Торкель сказал:
— Я не хочу, чтобы ты здесь ложилась ни этой ночью, ни потом.
Асгерд сказала:
— С чего это ты вдруг так переменился? Или что-нибудь случилось?
Торкель сказал:
— Мы оба знаем причину, хоть от меня и долго скрывали. И мало будет тебе чести,
если я выражусь яснее.
Она отвечает:
— Можешь думать об этом, как тебе заблагорассудится. И я не собираюсь долго
спорить с тобой из-за того, где мне спать. Но выбирай: либо ты меня пустишь и
будешь вести себя, как если бы ничего не случилось, либо я тут же назову
свидетелей и объявлю о разводе с тобою, и пусть мой отец забирает обратно все
мое приданое. И в этом случае я уж больше никогда не стесню тебя в постели.
Торкель помолчал и немного погодя сказал:
— Я рассудил так; поступай, как тебе нравится, я же не стану отказывать тебе
этой ночью в постели.
Она без промедления показал, чего ей больше хотелось, и сразу легла. Они недолго
пролежали вместе, как все между ними уладилось, словно бы ничего и не было.
Вот и Ауд ложится рядом с Гисли, и рассказывает ему о своем разговоре с Асгерд,
и просит его не сердиться, но принять какое-нибудь разумное решение, если он
может найти его.
— Я не вижу такого решения, — сказал он, — от которого был бы толк. Все же не
стану на тебя сердиться, ибо устами людей гласит судьба и чему быть, того не
миновать.